Знакомиться со Старым городом лучше, когда он спит

Иерусалим подарил мне, непонятно за что, неделю лета в дождливом и холодном обычно декабре. И дал возможность погулять по городу, имеющему столько лиц, сколько гостю захочется увидеть. Иерусалим похож на матрешку – вот, кажется, уже добрался до дна, а там – второй слой, и третий, и сотый… И нет уверенности, что тысячный – последний.

Кошки, полиция и Храмовая гора

Куда бы ни пошел в Иерусалиме, уткнешься в Старый город. Потому что ноги сами несут к самому интересному месту израильской столицы. Два густо заселенных квадратных километра притягивают мгновенно и бесповоротно. Знакомиться лучше с ним, когда он спит. Вернее, только-только просыпается. И нет на улицах гомонящих толп туристов.

В шесть утра, на заре, еще закрыты лавки, зашторенные металлические фасады которых бережно сжимают трехметровой ширины улочки. Мостовая, выложенная древним камнем, скользит под ногами, вытертая до зеркального блеска гражданами мира за последние несколько веков. Звук шагов гаснет в утренней синеватой полутьме, нарушенной скудным ночным освещением. Навстречу выезжает мини-трактор, собирающий в тележку мешки с мусором, с вечера выставленные на улицу. Чтобы пропустить это невеликое транспортное средство, надо прижаться к стене.

Тишину раздирает яростное мяуканье. Кошки в Старом городе, да и в Иерусалиме вообще – нечто особенное. Племя это здесь чрезвычайно уважаемое. Задача его сводится к ловле крыс, которых, говорят, здесь видимо-невидимо. Или было бы видимо-невидимо, если бы не юркие четвероногие: самых экзотических расцветок, спортивной поджарости и удвоенной независимости в поведении.

Я вошла в город-крепость через Яффские ворота, и уже через 10 минут сквозная «магистраль» вынесла меня через мусульманский квартал к Храмовой горе. Пройти туда нельзя: при воротах круглосуточно дежурит наряд израильской полиции. Двое, парень и девушка, при оружии, почему-то смеясь, предупреждают – проход запрещен. Говорят: там небезопасно, с вечера и до позднего утра. Зато смотреть можно, и я наблюдаю, как тройная аркада впереди приобретает графически четкие очертания на фоне поголубевшего неба.

Если свернуть на боковые улочки, можно оказаться в маленьких, размером с комнату в хрущевке, двориках, перетекающих один в другой через сложный лабиринт проходов, заканчивающихся тупиками. В нише одного из ходов на фоне доисторической кладки прячется недорогой, но вполне современный дорожный мотоцикл. Чувствую, что вторглась в частные владения, и потихоньку выбираюсь обратно, вспоминая зигзаги каменного лабиринта.

Ходить здесь можно еще и по крышам. Смыкаясь, они представляют собой как бы верхний Старый город. Который ближе к небу и солнцу. Он безлюден, потому что лишен туристских толп и не размечен на улицы и переулки. Время от времени сюда по коротким лесенкам «выныривают» снизу местные обитатели, чтобы, пробежав наискосок невразумительную плоскую территорию, исчезнуть в какой-нибудь незаметной чердачного вида дверке.

22 ступени в Древний Рим

Напомню: четыре квартала мирно уживаются в Старом городе – мусульманский, еврейский, армянский и греческий. Замечу: вход на территорию всех, кроме первого, свободен всегда.

Греческий квартал – самый комфортный для нашего брата-россиянина. Здесь тоже еще спят. Лавки тоже закрыты, но множество вывесок на русском языке недвусмысленно демонстрируют, какие туристы здесь бывают чаще остальных.

Самое популярное место – сувенирный магазин на крошечной базарной площади, что в двух шагах, через короткий проулок, от храма Гроба Господня. Я дождалась открытия. Выяснилось, что хозяева заведения – две знатные и древние, с историей в пять веков семьи – еврейская и арабская. Живут в Иерусалиме, в комфорте, который немыслим внутри этого почтенного древнего города. Лавка процветает – и мне с гордостью демонстрируют групповые фотографии российского руководства. На нескольких – Путин, который «проходил мимо, не зашел, потому что торопился, а вот его приближенные заглянули, выбрали иконки…» Вспомнили фамилию одного из покупателей свиты российского президента: Жуков.

Топ-менеджер, как он представляется, этой сувенирной лавки – Максим Барбара, выпускник одного из российских вузов, музыкант по образованию, человек с не вполне ясным и, похоже, весьма пестрым происхождением. Во времена интифады, говорит, магазин терпел убытки, сегодня торговля снова процветает. Максим рассказал еще, что русские и американские туристы – любимчики местных торговцев: много и не глядя тратят. Европейцы поприжимистее. Звякнул колокольчик на двери, в магазин вошла пожилая пара, и Максим, извинившись, бросился к новым клиентам.

Еврейский квартал – самый многослойный. В последнее время здесь ведутся особенно успешные раскопки. Восстановлена уже мостовая улицы римских времен, к ней можно спуститься – по 22 ступенькам из ХХI века. Здесь никогда не уверен, что ступаешь по земле, что мостовая не служит перекрытием подземелий двухтысячелетнего происхождения. Местные жители и владельцы сувенирных магазинов, в отличие от соседей, платят налоги на землю. Квартал поэтому более благоустроенный, жилье комфортнее, а цены выше, чем в других местах Старого города.

Стена плача – особое место в Старом городе. Но жизнь у Стены протекает вовсе не так патетично, как это обычно изображается в дежурной хронике. Конечно, много молящихся – в любое время суток. Однако ничто человеческое не чуждо здешним обитателям. Кто-то, откинувшись, заснул, сидя на белом пластиковом стуле. Кто-то явно ждет подаяния, притормозив в проходе, ведущем от площади к Стене. Древнее сооружение поделено хлипкой перегородкой на две части: мужскую и женскую. То есть женщинам молиться у стены можно, но отдельно от сильной половины человечества.

Вагон Катастрофы

Одно из самых жизнерадостных, молодых и многолюдных мест Иерусалима – музей Холокоста Яд Вашем. Конечно, первое определение из трех не касается содержания экспозиции. Огромный корпус вмещает всю трагедию еврейского народа, разложенную по полочкам, систематизированную, снабженную указателями, макетами и тысячами подлинных экспонатов – вплоть до вещей, принадлежавших жертвам Катастрофы.

В музее есть отдел, выискивающий по всему миру Праведников – людей, во время войны спасавших евреев. В России официально зарегистрированных обладателей почетного звания – 124 человека. Это мало. Не потому, что в других странах спасали чаще. Одна из возможных причин: после войны, когда и начались поиски, советским гражданам признаться в связях с заграницей обходилось себе дороже. Лекции читает в музее и глава института Визенталя – учреждение это занимается поисками другого рода. Оставшиеся в живых военные преступники не могут рассчитывать на снисхождение этой суровой организации.

Между тем, стоит выйти из учебного корпуса или музейного зала, погружаешься в обычную жизнь студенческого городка. Яркая зелень, великолепная панорама Иерусалима, стайки разновозрастных экскурсантов и «семинаристов» (при музее действует постоянный семинар для изучающих историю Холокоста) – все это существенно снижает градус трагедийности в восприятии темы. Возможно, действует защитное свойство человеческой психики. Удивительно, но люди, годами работающие здесь, вполне уравновешенны и не склонны видеть врагов в тех, кто лишь прикоснулся к больной проблеме.

Через Яд Вашем, похоже, проходит каждый израильтянин. Особенно часты здесь армейские группы – по 20, 30, 50 человек. Строем ходят по территории вооруженные девчонки в форме и тяжелых ботинках. В короткие промежутки между экскурсиями сидят стайками на каменных скамейках и ничем в эти минуты не отличаются – в поведении – от студенток российских вузов.

На территории музея много памятников. Среди них главный – старый вагон, в котором когда-то везли евреев на смерть. Дощатая его поверхность изрыта временем до дыр, сквозь которые просвечивает радостное израильское солнце. Рельсы протянуты в никуда, сооружение чудом и мастерством архитектора держится над пропастью.

Город

Иерусалим прекрасен в своем розово-бежевом каменном одеянии в любое время суток: банально, но – чистая правда. А еще, как известно, полон наших соотечественников. И потому здесь не чувствуешь себя чужаком. Поначалу кажется: иерусалимцы дисциплинированы по природе – дорогу переходят только на зеленый свет. Громко восхищаясь этим качеством прохожих, терпеливо застывающих перед светофором на пустом перекрестке, неожиданно слышишь в спину: «Это вы еще 200 шекелей штрафа не платили!» Нет, все-таки это наши люди. Только обученные правилам поведения. Через отсутствие мелкой дорожной коррупции.

Самые способные нашли себе занятия, не слишком отличающиеся от прежних. Экскурсовод Роза Златопольская 13 лет назад возила группы по Крыму. Теперь она – лучший в Иерусалиме экскурсовод, записываться к ней надо за несколько месяцев. И никто не расскажет лучше ее, как упоенно враждовали между собой когда-то монахи разных конфессий в храме Гроба Господня. Никто точнее ее не покажет, в каком месте вышел из ворот Иерусалима Иуда, чтобы принять смерть за предательство. А когда привозит она туристов в Кейсарию, полную монументальных останков зданий времен римского владычества, то ненадолго прячется за колонной, чтобы явиться ошеломленным экскурсантам в ярко-красном одеянии древней римлянки и прочитать им с просцениума тексты трагедий Плавта.

Роза печальна, если не рассказывает с воодушевлением о древних иудеях. Когда-то у нее была собака. После переезда в Иерусалим ее (собаку, а не Розу) арестовали за плохое поведение. Был неприятный инцидент. Пес прихватил за ногу юного обидчика. Две недели пса продержали в клетке, вдали от хозяев. А потом собака умерла во время простой операции – сердце не вынесло наркоза. Ветеринар считает – сказался стресс, перенесенный животным в заключении. За неделю в городе я не увидела ни одной собаки на улице. Мне стало не хватать московской подземки. Все-таки великое дело – свобода передвижения для животных в российской столице.

Еврейский запад Иерусалима сильно отличается от восточной его части, мусульманской. Здесь нет зелени, люди одеты небрежнее, днем группы праздно шатающихся молодых людей заполняют грязноватые тротуары. На вопросы ответить не спешат. Мне сказали, вечером лучше в этих кварталах не появляться – небезопасно. Однажды пришлось почти ночью воспользоваться местной маршруткой. Плата за проезд – 3,5 шекеля. Согласились на доллар. Хорошо что не выбросила билет: проверили уже на следующей остановке. Тусклое освещение в разбитой колымаге действительно превращало окружающих в мрачных типов, в обшарпанном салоне царило молчание. На безлюдных бесфонарных улицах, которыми мы ехали, казалось, было еще темнее и мрачнее. Эксцессов не случилось, но ощущение безопасности, которое испытываешь в западной части города, здесь отсутствует.

Как выяснилось, впрочем, бояться надо совсем других людей. Главная опасность подстерегает российского журналиста в родных палестинах. Одна из моих коллег, Наталья Морарь, сотрудница журнала The New Times, по возвращении в Москву была остановлена на пропускном пункте и со скандалом депортирована в Молдавию. Компетентные органы России оказались гораздо более непредсказуемыми, чем население мусульманских кварталов Иерусалима. Или менее.