Город, встречу с которым я рисовал себе уже очень давно, принял нас приветливо. Он был снисходителен настолько, что не позволил обычно капризной погоде проявить себя во всей красе. Нам аплодировали ярко желтые листья, задорно подмигивало солнце, каналы расстилали перед нами ковровые дорожки своих зеркальных путей. Древние стены, казалось, только и занимались тем, что аккумулировали в себе те незначительные крохи солнечного тепла, которые теперь готовились отдать нам, ветер был мягок и влажен. При первом соприкосновении с этим климатом на ум моментально пришло слово «тропики»! Именно таким обманчивым впечатлением наградил нас, группу русских туристов славный городок на севере Европы, по совместительству являющийся носителем голландской короны.

Краткий момент заселения (какой чудный номер!) – и вот я уже вдыхаю этот город полной грудью, пытаясь понять, почему Петр хотел видеть столицу нашей страны именно такой, почему для огромного числа моих знакомых Амстердам – это Мекка, некий идол, квинтэссенция всех сказочных мест на земле, точка, где исполняются все самые сокровенные желания. Что же, надо отдать ему должное, Амстердам начал завораживать сразу, хотя бы своей безумной похожестью на мой любимый Питер. Размеренностью своих каналов и тишиной. Да, для того чтобы услышать биение пульса этого города, надо очень сильно постараться. Объяснение сему крайне просто – голландцы предпочитают автомобильному транспорту велосипед, который и является молчаливым королем столичных дорог. Соответственно, город звучит шелестом листвы, звоном велосипедных спиц, плеском воды, посвистыванием горожан (очень популярное развлечение) и малиновым звоном часовых башен, которые вот уже почти пятьсот лет сообщают городским жителям, что время вновь сдвинулось на пятнадцать минут в глубь истории (однако, именно за этот короткий временной интервал была полностью уничтожена Хиросима, после чего он уже не кажется незначительным). Редко-редко в это глухое дыхание Амстердама вгрызается пронзительный вой полицейской сирены. Полиция здесь очень незаметна – поначалу, я вообще путал стражей порядка с дорожными рабочими, ну не похожи они в своих сине-оранжевых блузах на ментов, хоть тресни! Или, какой-нибудь разухабистый музон из баров или магазинов потрясет узкие улочки хитовыми руладами, что тоже – редкость, свойственная лишь центральной части города. Голландцы любят тишину, что поделаешь!

Тем поразительнее показалось мне поведение площади Дам, на которой я оказался через несколько часов. Все пространство перед королевским дворцом и музеем мадам Тюссо было занято луна-парком. Здесь было и колесо обозрения, и непременный тир, и куча обязательных для такого рода развлекательных сооружений аттракционов, умело втиснутых в пространство, в общем-то, не самой большой площади Европы. И в воздухе над этим балаганом, как мне показалось, я услышал первый сатанинский вопль и первые крики мучающихся грешников – образы, сопровождавшие меня до самого конца пребывания в этом городе демонов, пороков и соблазнов. Вой был столь ужасающ и пронзителен, что мы с другом незамедлительно предпочли ретироваться и укрылись в более спокойной части Амстердама, среди каналов и мостов.

А потом начались дожди, как оказалось – неотъемлемая часть природы в этой местности. И город моментально потускнел. Казавшиеся охровыми стены домов резко стали серыми. В глаза бросилось небольшое количество деревьев и почти полное отсутствие парков, улочки еще больше сузились и лишь неугомонные велосипедисты продолжали открыто заявлять о том, что этот город принадлежит им. Невзирая ни на какие капризы природы, они лихо рассекали по велосипедным дорожкам. Мужчины – в своих немыслимых портовых нарядах, а женщины – в юбках всевозможных фасонов и цветов и платках. У некоторых в руках появились зонтики. Хотя, надо отдать должное, голландцы не любят носить зонты. Со стихией они борются, используя плащи-дождевики или причудливые головные уборы, но по большей части вообще игнорируют такие мелочи, как дождь. Даже дети, находясь под бдительным оком родителей, могут совершенно спокойно идти под проливным дождем с непокрытой головой. Сила привычки! Но я оказался непривычен к особенностям Амстердама. Дождь меня раздражал. Он менял облик города, превращая его из сказочной пряничной страны в вертеп князя мира сего, скрыв за серой мокрой завесой улицы и каналы, он обнажил для меня внутренности домов – изнанку, которая становится заметна лишь при более детальном прикосновении. И я обжегся. Обжегся адским пламенем кофе-шопов, борделей и клубов, лизнувшим меня в самую сердцевину незащищенного мозга. Безусловно, до этого я попытался прикоснуться и к культурной жизни города, но для человека, отделенного от аборигенов и туристов внушительным языковым каньоном, доступно не так много культурных развлечений.

В основном это, конечно, выставки и музеи изобразительных искусств. С последними в Амстердаме все в порядке. В частности, неплохое впечатление оставили после себя Рейхсмузей и галерея Ван Гога. Глоток хорошей, пусть и несколько депрессивной живописи, всегда формировал у меня только позитивные настроения. Чего нельзя сказать о музеях секса и марихуаны. От них остался осадочек, какой бывает после процедуры УЗИ, когда тебя вроде бы вытерли от липкой гадости, необходимой для проведения процедуры сканирования, но кожа все еще продолжает ощущать прикосновение инородной субстанции. У неуравновешенных субъектов такие ощущения могут полностью подчинить себе внимание и вызывать крайнее раздражение. Посещение музея секса (расположенного, кстати, на самой главной улице города, чего не скажешь о галереях изобразительных искусств) произвело странное впечатление на затуманенный канабиолом мозг. Думаю, главная странность данного визита заключалась в том, что порнографию разных мастей и исторических эпох можно совершенно спокойно, всего за 2,5 евро (самая дешевая такса в Амстердаме) посмотреть аж на трех этажах довольно-таки вместительного здания вместе с немецко-французско-итало-англо- и прочими туристами, большинство из которых еще не достигли пубертантого возраста. Подойти, например, к фотографии, где к женским половым губам какой-то затейник подвесил несколько специально заточенных под дело усложнения любовных утех гирек, и сказать про себя: «Какая интересная геометрическая конструкция получилась!» Или посмеяться над нелепым механическим эксгибиционистом, выполненным из лучших сортов голландского воска, демонстрирующим свое непропорционально большое достоинство сразу после входа в музей. Экспонаты запоминаются плохо, по причине банальности тематики, но по выходе из музея чувствуешь легкий зуд в нижней части тела и желание прикоснуться к увиденному на практике. Причем, грамотно отобранные и разбросанные по всему городу выдержки из музейной экспозиции, маскирующиеся под листовки, витрины, скульптуры и граффити, только лишь усилят сладострастные желания.

Однако, как ни странно, не в квартале красных фонарей. Забавно, но излишняя коммерциализация основного человеческого порока приводит к тому, что вместо логичного в данной связи эротического желания витрины с проститутками и фасады кабаре, зазывающими на пип-шоу, вызывают лишь чувство настороженной похоти, не столь обязательное для удовлетворения. Богатая фантазия тут же дорисовывает картину, как какая-нибудь шлюшка малазийского происхождения с силиконовыми грудями фальшиво кричит «FuckmeRussian!», стараясь уложиться в 10 минут. И все намерения смоделировать продолжение рода тут же пропадают. Правда, не у южно-азиатских туристов, которые снуют, как подорванные между эротических витрин в поисках подружки на пять минут. И ноги сами понесли нас... Куда? Ну, куда еще пойти двум молодым людям накануне выходных? Конечно, на дискотеку! И мы разыскали ее. Самый большой клуб Амстердама называется Paradiso. Но это далеко не рай. Отнюдь. Скорее, данное заведение можно назвать вербовочным пунктом сатаны, откуда заблудшие души стройными рядами отправляются прямиком в преисподнюю. Начать с того, что клуб занимает здание старого католического костела. Кстати, вполне неплохой романской архитектуры. Но на том месте, где раньше был алтарь, и служились католические мессы, теперь стоят вертушки диджеев и несколько раз в неделю совершается шабаш.

Практически в кромешной тишине (что меня очень поразило, у них нет даже стробоскопов! Хотя, может быть, так сделано специально) около тысячи человек переминались с ноги на ногу перед каким-то лысым упырем, заставлявшим мощнейшие динамики издавать звуки, похожие на тяжелый грохот строительной техники. Бесспорной доминантой этой какофонии была драммашина, на протяжении почти четырех часов ни разу не сменившая ритм. Ударной секции диджей аккомпанировал семплами, замешанными на гитарных рифах, пропущенных через distortion с широким диапазоном колебаний. А если по-простому, то было ощущение, что кто-то пытается пилить крышку эмалированного ведра, по которой до кучи катается внушительная картофелина. Но, как говорится, пипл хавал. Да и отчего бы ему не хавать, если марихуана в партере курилась мешками, MDMA разбрасывалось горстями, а пиво лилось рекой. Хотя, как ни странно, никто не танцевал. Как я понял, амстердамцы и амстердамки ходят в диско не за танцами, а просто, чтобы пообщаться ночью большой толпой, да еще в сухой обстановке, съесть свое колесико, пыхнуть свой косяк. Ну, может быть, совсем немного подрыгаться в угоду князя мира сего, но без особенного фанатизма. Зачем? Они ведь и так ему принадлежат. Практически. Я смотрел на это. Я слушал. И все время, что я наблюдал за этой вакханалией, мне казалось, что помимо дискотеки, я слышу еще какой-то звук. Однако это не был гул толпы и, тем более, его не мог издавать диджей. Это было похоже на какие-то взбесившиеся скрипки, истошно воющие человеческими голосами. Такими звуками в фильмах ужасов режиссеры подчеркивают одновременные страдания большого количества людей. И в какой-то момент меня осенило! А как выяснилось несколько позже - не меня одного. Над танцполом скрежетали зубами души уже мучающихся, как в преисподней, участников адского действа. И мне стало жутко оттого, что я один из них. Оттого, что душа моя в тот момент маялась в унисон с душами тысяч гансов и хельг под пронзительные крики десятников сатанинского войска, продолжавших осыпать толпу наркотиками, алкоголем и похотью.

На другой день я заболел. Заболел от пережитого истошного одиночества и депрессии соучастника распятия Христова. Ван Гог не помог. Равно как и забавнейший Музей тропиков. Дома давили на сердце мелкой сеточкой темно-бурой кирпичной кладки. Холодная мерзость лила с неба и затекала в карманы куртки. Нигеры совсем страх потеряли со своим коксом. Проституток, правда, я научился отсылать к предмету их профессии весьма коротко и емко, ну да геройства в этом нет. Попытался скрываться в номере. О! Проклятая конура! Темная дыра! О! Проклятое голландское телевидение! Ток-шоу, ток-шоу, ток-шоу, на всех 99 телеканалах. Один фильм за три вечера! Полный мрак. Как они живут? Неужели только на дури? Но и ее можно возненавидеть хуже горькой редьки. Не хочется говорить даже с соотечественниками. Даже с другом. Когда же ЭТО закончится? Когда же я уеду из этого дьявольского городишки?

Но вот последний день. Последний джойнт на ступенях гостиницы. Последние вялые лучи голландского солнца. Он похож на тот – первый день. Когда казалось, что мы приехали в сказку. Но теперь-то я знаю точно! Этот город – совсем не сказка, этот город – морок, призрак и вместе с тем – филиал его сатанинского величества на планете Земля. Прощай, Амстердам. Я не хочу тебя больше…